"Смерть есть к жизни возрожденье"

     Мой родной дядя Иван Алексеевич Беляев был по специальности военным врачом. Он был удивительно красив и имел глубокую веру, смирение и кротость. Когда я училась в институте, он навещал меня, приносил гостинцы, говорил со мной на возвышенные темы и вообще одаривал меня, свою племянницу-полусироту (отец мой умер очень рано), отеческим вниманием и заботой.
     В 1905 году, во время японской войны, он работал в лазарете. Там же работала молодая медицинская сестра, родственница одного генерала, тоже красавица. Она так сильно влюбилась в моего дядю, что сказала ему:
     - Иван Алексеевич, если вы не женитесь на мне, я покончу самоубийством. Жить без вас не могу.
     - Да я и не собирался жениться, - ответил он.
     - Ну, когда вы скажете мне об этом окончательно, меня не будет в живых.      Услышав о возможности такого трагического исхода, дядя написал письмо своей матери, моей бабушке. Вот его содержание: "Мамочка, одна работающая со мной в госпитале медицинская сестра так полюбила меня, что сказала мне: если я на ней не женюсь, она покончит с собой. А я жениться совсем не хочу. Посоветуйте же мне, как выйти из такого тяжелого положения". Мать ответила сыну так: "Пожалей ее, Ваня, женись на ней". Свадьба состоялась. Но вот случилась на фронте эпидемия. Иван Алексеевич был назначен в лазарет, где лежали больные с сыпным тифом. Через некоторое время он заразился и умер. Когда это сообщение пришло к горячо любящей его молодой жене, хотя и верующей, но еще не углубленной в молитву и не познавшей Промысла Божия, она впала в отчаяние и уныние.
     Сидит она как-то в комнате и вдруг видит: входит ее дорогой Ваня. Она, от радости позабыв, что он умер, вскочила.
     Смотрит, он подошел к столу, взял карандаш, но держит его не так, как мы, а вертикально, пишет. Еще миг - и он исчез.
     Жена схватила листок с написанным...      - Его дорогой почерк, он был у меня, я его видела. О, Боже, благодарю Тебя.
     Вот что он написал: "Смерть есть к жизни возрожденье, к жизни той, где смерти нет".
     До сей поры эту записочку, написанную ее мужем, явившимся после смерти, она бережет как святыню. Вера ее окрепла и углубилась.

"Есть, есть, есть!"

     В Москве жили в период гражданской войны две сестры, Ирина и Настя. В их квартире жила еще их приятельница Надежда. Последняя была нетверда в вере.
     Настя ушла на фронт медсестрой. Там она заболела сыпным тифом и умерла.
     Когда Ирина и Надежда получили горестное известие, у Надежды возникли мысли: "Вот если бы пришла ко мне Настя и сказала, есть ли что в том мире, я бы уверовала".
     И в эту ночь Ирина видит во сне покойную Настю, которая говорит ей:
     - Скажи Надежде: "Есть, есть, есть!"
     Затем Настя исчезла.
     Проснувшись, Ирина недоумевала: "Что они значат, эти непонятные слова?" Когда она передала Надежде содержание своего сна, та побледнела: она получила от Насти ответ на свой вопрос.
     По мудрому Промыслу Божию Настя явилась не Надежде, а Ирине, которая не знала мыслей Надежды. Это утвердило Надежду в том, что был сон не случайным, а был прямым ответом на ее мысли, о которых не знал никто из живущих.

Рассказ отца Георгия

     Я тогда был игуменом Мценского монастыря. По делам мне частенько приходилось бывать в Калуге. В один из таких приездов иду я по улице и вижу: возле большого хорошего дома стоит женщина в небрежно накинутом теплом платке, лицо бледное, и такая скорбь на нем, что я сразу со вниманием воззрился на нее, а она мне говорит:
     - Батюшка, муж умирает, отойти от него далеко не могу, а его напутствовать скорее надо. Не откажите, прошу вас, зайдите к нам.
     На счастье, у меня были с собой Святые Дары. Ввела она меня в дом, посмотрел я на ее мужа: совсем плох, недолго протянет. Исповедал его и причастил. Он - в полной памяти, благодарил меня со слезами, а потом сказал:
     - Горе у меня большое. Я ведь купец, но подошло такое дело, что дом пришлось заложить, а выкупить не на что, и его через два дня с аукциона продавать будут. Вот теперь умираю, а семья неустроенной остается.
     Жаль мне его стало.
     - Не горюйте, - говорю, - может быть, Господь даст, и я вам как-нибудь помочь сумею.
     А сам скорее вышел от купца да на телеграф: вызвал к себе в гостиницу одного своего духовного сына, тоже купца.
     Тот вечером уже у меня в номере сидел, смекнул в чем дело и, когда был аукцион по продаже дома, сумел нагнать на него цену до тридцати пяти тысяч. Дом купил город, из полученных денег семь тысяч пошло на погашение залога, а восемнадцать тысяч внесли в банк на имя умирающего купца.
     Тут уж я с отъездом в монастырь задержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказать об удачном окончании дела. Он был еще жив... Благодарил меня, что я спас его семью от нищеты, а к вечеру умер... Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель и за разными событиями о нем забыл.
     Прошло несколько лет. Отгремела революция. Многих советская власть сжила со свету за веру. Взяли и меня.
     Как-то ночью подошел ко мне тюремный сторож и шепнул:
     - Готовьтесь, батюшка, сегодня я получил на всех вас список, ночью увезут.
     Я передал своим соузникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в душе каждого из нас? Хоть мы и знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собиралась его переступить.
     Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и пошел в глухой, без окон коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь промочили шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась разноцветными разводами.
     Вдруг я увидел подле себя незнакомого человека, он участливо смотрел на меня, а потом сказал:
     - Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют.
     - А вы кто? - удивился я.
     - Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забывают, - ответил человек. - Я тот самый купец, которого вы в Калуге перед смертью напутствовали.
     И только этот купец из глаз моих ушел, как вижу, что в каменной стене коридора брешь образовалась, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе - свою покойную мать. Она кивнула и сказала:
     - Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через десять лет мы с тобой увидимся.
     Видение окончилось, я снова очутился подле глухой стены, но в душе моей была Пасха. Я поспешил в камеру и сказал:
     - Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте словам священника (я понял, что и купец, и матушка говорили про всех нас).
     Великая скорбь в нашей камере сменилась неудержимой радостью. Мне поверили: кто целовал мои руки, кто плечи... Мы знали, что будем жить.
     Прошла ночь, а на рассвете нас перевели в пересыльную тюрьму.
     Оттуда я попал в Б-и, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре. Шестеро моих соузников стали моими духовными детьми.

Явление умершего Мичурину

     Я жил в одном городе со знаменитым И. В. Мичуриным и заверяю достоверность нижеописанного явления. Это случилось летом во время Первой мировой войны. Иван Васильевич жил тогда в домике, окруженном большим фруктовым садом. Была уже ночь, и в саду были спущены цепные собаки. Послышался стук в дверь. Мичурин, удивленный поздним приходом и тем, что гостя пропустили собаки, подошел к двери:
     - Кто там?
     - Это я, Федор. Отвори, Иван Васильевич.
     Иван Васильевич узнал голос знакомого ему Федора, ушедшего на войну, и отпер дверь.
     Перед ним стоял Федор в солдатской шинели.
     - У меня к тебе просьба, Иван Васильевич. Прошу тебя сходить к моим родным и сказать им, что меня сегодня убили на войне. Я пришел было туда, да меня к ним не пустили. Сходи к ним и скажи, чтобы они не тосковали и не печалились обо мне.
     После этого Федор стал невидим. Придя в себя после случившегося, Иван Васильевич пошел к родным Федора, но они не поверили ему.
     Однако не прошло и недели, как они получили официальное сообщение о том, что сын их Федор убит на фронте. Датой его смерти указывался как раз тот день, когда его душа являлась И. В. Мичурину.

Девочка в розовом платьице

     В начале этого столетия в Москве жил популярный профессор хирург Владимир Николаевич Розанов.
Шел прием больных у него на дому. После ухода очередного больного в кабинет вошла девочка десяти-двенадцати лет в розовом платьице с бантом на голове.
     - Доктор, - обратилась она к В.Н., - с моей мамой очень плохо, она нуждается в немедленной помощи. Я очень прошу вас тотчас же пойти... - и девочка сообщила свой адрес.
     В.Н. был удивлен и необычным нарядом девочки, и той настойчивостью, с которой она просила немедленно посетить ее мать. Он пообещал тотчас же прийти, и девочка удалилась.
     Выйдя из кабинета, В.Н. сказал ожидающим в приемной больным, чтобы они подождали его, так как ему срочно надо идти к матери той девочки, которая только что была у него.
          - Какой девочки? - удивились больные. - Никто не входил и не выходил из вашего кабинета, и мы дивились, с кем вы разговаривали.
     В.Н. был еще более удивлен этими словами и поспешил отправиться по адресу, указанному девочкой. В квартире он застал смятение.
     - Доктор, как хорошо, что вы пришли. Кто вам сообщил, что вы нам так нужны? - удивились обитатели этой квартиры.
     Они привели его в зал, где находилась женщина в глубоком обмороке, почти без признаков жизни...
     А на столе лежала покойница - девочка в розовом платьице с бантом в волосах, с которой Владимир Николаевич только что беседовал в своем кабинете...

Посрамленный атеист

     Во время гражданской войны нам с мужем пришлось долгое время прожить в Сочи. Там мы близко познакомились с одним врачом, сослуживцем мужа и убежденным атеистом.
     После возвращения в Москву муж мой вскоре умер. После его смерти я получила письмо от нашего знакомого врача из Сочи, которое содержало описание следующего случая.
     "Рано утром такого-то числа и месяца я шел на службу. Взойдя на мостик через речку, в овраге я увидел, что с другого берега на мостик входит ваш муж. Я был очень удивлен, увидев его и зная, что он теперь в Москве. Но затем я подумал, что, видно, он опять приехал зачем-то в Сочи.
     Я снял шляпу и издалека стал приветствовать его. Мы постепенно сближались. Вдруг что-то постороннее отвлекло мое внимание, а в следующий момент я уже не видел вашего мужа.
     Я был поражен этим явлением. Ведь я был совершенно здоров, трезв, в твердой памяти и уме. Вместе с тем с полной очевидностью могу заверить, что видел воочию вашего мужа. Прошу вас сообщить мне, здоров ли он?"
     То утро и число, когда врач-атеист имел видение, были днем и часом смерти моего мужа.

"Мама, вы же умерли..."

     Мой отец, доктор медицинских наук С. В. В., рассказывал нам, своим детям, следующий интересный случай из своей жизни.
     - Я учился в университете стипендиатом. У мамы было восемнадцать детей. Отец был "не от мира сего" - мы жили бедно. По окончании университета меня загнали, как говорится, в медвежий угол - отрабатывать стипендию в местности, где свирепствовал сыпной тиф.
     В это время смертельно заболела моя мать. Я получил об этом телеграмму, но меня домой не пустили.
     У постели умирающей матери почти все время сидела моя старшая сестра Таня, которая была уже невестой.
     Мать обратилась к дочери со следующей просьбой:
     - Танечка, похорони меня, родная, в моем венчальном платье. Оно освященное. В нем я в церкви венчалась, в нем же и в гроб хочу лечь.
     Дочь зарыдала:
     - Мамочка, не умирайте, я невеста, а у меня столько младших братьев и сестер.
     - Такова воля Божия, не горюй, Господь поможет, исполни же мою просьбу о платье.
     - О, не сомневайтесь, все исполню, как вы сказали.
     Через несколько дней мама скончалась. Мне опять прислали телеграмму, но из-за усиливавшейся эпидемии сыпного тифа меня опять не отпустили домой.
     Я попал домой только через два месяца. Иду по нашему садику. Лето, солнце светит, два часа дня. Иду и думаю: как-то Таня справляется с хозяйством, слушаются ли ее младшие? Как-то отец? Трудно ему теперь: здоровьем он слаб и средства наши малые. А о маме в эти минуты я как-то и не думал.
     Вдруг вижу: прямо ко мне по дорожке идет моя мама. Что это - галлюцинация, иллюзия? Я хлопнул себя по лбу. Нет, живая и приближается ко мне. Остался один шаг - я остановился в изумлении, а мама заговорила:
     - Сережа...
     - Мама, вы же умерли...
     - Это ничего не значит, Сережа, я теперь более живая, нежели тогда, когда была с вами. Я не просто к тебе явилась - Господь разрешил мне это. Мне очень жаль Таню. Не исполнила она моего последнего желания, хотя и обещала исполнить: не похоронила меня в моем венчальном платье. Жаль ей его стало. Скажи ей, Сереженька, чтобы сегодня же платье было отдано нищему. Не думай, что я нуждаюсь в этом платье. Там одевают каждого по-разному, в зависимости от нашей веры и добродетелей.
     - Мама, какое платье, не понимаю? Вы умерли, а я живую вижу вас. Я, наверно, с ума сошел.
     - Не беспокойся, Сережа, не волнуйся, ведь я жива, умерло только тело мое, да и то временно, до общего воскресения. А насчет платья тебе сама Таня расскажет, только ты передай ей наш разговор. Скажи ей, что я прощаю ее, только платье пусть сегодня же будет отдано нищим.
     Ласково взглянув на меня, мать перекрестила меня большим крестом и еще сказала:
     - Вот возмужаешь Сережа, женишься, дети будут, воспитай их в вере христианской, в любви к Церкви христианской. Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец.
     Еще раз перекрестила меня и стала невидима.
     Я, взволнованный, вошел в квартиру и поспешил к Тане.
     - Таня, сестричка моя, я сейчас видел маму, живую маму, говорил с ней.
     - Как живую? Как говорил? Наверно, ты во сне видел мамочку? Не волнуйся, и я ее два раза во сне видела.
     - Да нет, Таня, не во сне, а наяву. Вот сейчас, здесь, в нашем саду на дорожке, и встретил ее. И вот что меня удивило: она сказала, что ты не исполнила ее желания - не положила ее в гроб в венчальном платье, а одела другое. Неужели это было так, Танечка?
     Таня побледнела и заплакала:
     - Да, Сережа, пожалела я класть в гроб это платье. Оно шелковое, я - невеста, а мы - ты сам знаешь, как бедны. Вот я и одела маму в ее новое сатиновое платье. И никто, кроме меня, не знал, что мама наказала мне одеть ее в венчальный наряд. О, как поражает меня то, что она сама с того света явилась тебе и сказала об этом.
     - И не только об этом, Танечка, но велела передать тебе, что беспокоится о душе твоей, что ты нехорошо сделала: дав обещание умирающей матери исполнить ее последнюю просьбу, пожалела платье.
     Таня горько зарыдала:
     - Виновата я, Сережа, виновата.
     - Не плачь. Мамочка еще велела сказать тебе, что прощает тебя. Но чтобы ее венчальное платье сегодня же было отдано нищим.
     Она, видимо, несколько успокоилась, узнав, что мать ее простила, и с горячностью сказала:
     - Да как же, Сереженька, отдадим мы платье нищим? Ни один нищий к нам не заходит, все вокруг знают, как мы сейчас бедны. Отец болеет. Мы в долгах, я едва справляюсь с хозяйством и с сиротами.
     - Нет, Таня, если мама распорядилась сегодня же отдать ее наряд нищим, значит, придет к нам какой-нибудь бедняк. Вынимай из сундука мамино венчальное платье.
     Таня вынула платье и положила на стол.
     Не прошло и двух часов, как раздался стук в калитку садика. Вошел старичок и со слезами на глазах сказал:
     - Пожертвуйте, ради Христа, на бедную невесту что-нибудь из одежды. Не во что ее одеть, чтобы венчать. Правнучка она моя.
     Сейчас же нищему было отдано венчальное платье нашей мамы.

"Маленькая, Бог есть"

     Вот что рассказала одна пожилая женщина: "Мы с мужем не были тверды в вере, хотя и допускали существование Бога. Мы дали друг другу обещание, что если кто умрет первый, то явится по смерти и скажет, есть ли Бог.
     Мой муж умер первым.
     Однажды днем я сидела одна в своей комнате в полном сознании. Вдруг отворяется дверь и ко мне подходит покойный муж.
     - Маленькая (так всегда звал он меня при жизни за мой малый рост), Бог есть.
     И стал невидим".
     Можно часто услышать о подобных случаях, когда при жизни дается обещание проявить себя как-то после смерти. Обычно это действительно имеет место. Можно думать, что умершая душа чувствует себя как бы связанной данным при жизни обещанием и не может успокоиться до тех пор, пока его не выполнит. Снисходя к тревоге покинувшей тело души, Господь Бог по Своей неизреченной милости дает ей возможность исполнить обещанное.

В пасхальную ночь

     В апреле 1942 года я поехала в Углич по вызову своего больного отца. Мать моя была в Казани. В ночь с четвертого на пятое апреля я была на Пасхальной службе. С восьми часов вечера и до двенадцати я читала "Деяния святых Апостолов" всем, ожидающим заутрени.
     Наконец батюшка просил всех выйти из храма на крестный ход, хотя со свечками ходить было нельзя из-за затемнения. Все вышли, а я осталась, рядом никого не было.
     В притворе священник провозгласил: "Христос Воскресе", и тотчас же рядом со мной голос моей матери сказал: "Христос Воскресе".
     Я узнала сразу, что это ее голос, и быстро оглянулась, не успев осмыслить происходящего... Я хотела ее увидеть, но никого рядом не было.
     Через неделю я вернулась в Москву и запросила знакомых о моей матери. Официально из больницы мне было сообщено, что моя мать скончалась в ночь на пятое апреля 1942 года, то есть на Пасху.

"Залезай сюда к нам"

     У моей подруги умер сын четырех лет. За несколько дней до смерти он стал просить мать пойти в церковь. Они и раньше ходили, но тут он очень настойчиво стал просить, и они несколько дней подряд ходили в Елоховский собор в Москве. Как ни придут, он так радуется: "Ах, как хорошо, как хорошо!" После его смерти мать его очень страдала. Прошел месяц или два, и ее дочь, которой всего два года, стала вдруг иногда говорить: "Мама, а вот и Алеша пришел, не плачь". Однажды мать с дочерью сидели на кровати и играли, вдруг дочь сказала, прервав игру: "Алеша, ну залезай сюда к нам, так же удобнее играть".
     Сейчас Таня с детьми (у нее еще потом родился ребенок) постоянно ходит в храм.