Архиепископ Иоанн (Шаховской).
Среди книжек, выпущенных издательством «Правда» в Москве в 1951 году, есть брошюра «Непримиримость науки и религии». На 17-й странице этой брошюры основоположник русской науки М.В.Ломоносов именуется «философом-материалистом». А выступления Ломоносова в пользу теории Коперника называются «атеистическими». В действительности Ломоносов был не только большим ученым и поэтом, но также и просвещенно-верующим человеком, даже защитником веры в Бога.
В молодости он хорошо читал и пел в храме на клиросе. Был период, когда он мальчиком целый год увлекался одной из северных поморских религиозных сект, но потом вернулся к своей родной матери Православной Церкви, и на всю жизнь. Да, конечно, Ломоносов защищал теорию Коперника, но его защиту теории Коперника совсем нельзя назвать «материализмом», наоборот: это была яркая защита как науки, так и религии... Вообще, никакая научная теория не может сама по себе ни доказывать, ни опровергать Божественной истины, потому что наука – совсем другая область познания, чем религия. Только малообразованные люди думают, что наука «противоречит вере в Бога», а вера в Бога «отрицает науку». На самом деле наука и религия,– две разные и одинаково законные области человеческой жизни. Они могут одна другую пересекать, но противоречить друг другу они не могут.
Так думал и Ломоносов... Вот, что он говорит, предвосхищая воззрения многих больших ученых наших дней: «Природа и вера суть две сестры родные, и никогда не могут прийти в распрю между собою. Создатель дал роду человеческому две книги: в одной показал свое величество, в другой свою волю. Первая книга – видимый сей мир. В этой книге сложения видимого мира физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных в натуру влиянных действий суть то же, что в книге Священного Писания пророки, апостолы и церковные учители. Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божественную волю вымерять циркулем. Также не здраво рассудителен и учитель богословия, если он думает, что по псалтыри можно научиться астрономии или химии». Кто действительно интересуется воззрениями Ломоносова, тому надо, конечно, читать не брошюры, изданные теперь в издательстве «Правда», а книги самого Ломоносова, особенно его поэтические произведения.
Словно предчувствуя, что через два столетия про него будут писать, что он был «материалистом», Ломоносов слагает такие строки в переложении псалма 26-го:
Услыши, Господи, мой глас,
Когда к Тебе взываю,
И сохрани на всякий час:
К Тебе я прибегаю...
Меня в сей жизни не отдай
Душам людей безбожных,
Твоей десницей покрывай
От клеветаний ложных...
Ко свету Твоего лица
Вперяю взор душевный,
И от Всещедрого Творца
Приемлю луч вседневный...
Сколько у Ломоносова таких строк! Его классическая Ода об Иове начинается:
О ты, что в горести напрасно
На Бога ропщешь, человек...
Удивительно для своего времени: первый русский ученый говорит о реальности творения Божиего мира. В одном из лучших своих литературных произведений, в послании к Шувалову – «О пользе стекла», сочетая глубокую научность и высокую поэзию, Ломоносов высказывает даже упрек церковному философу V века, Августину, за то, что он, желая от науки доказать бытие Божие, приводит в пользу этого утверждения только слабые научные данные своего времени.
Ломоносов радостно говорит, что доказательств бытия Божия в его время гораздо больше, чем было во времена Августина:
О коль великим он восторгом бы пленился,
Когда б разумну тварь столь тесно не включал,
Под нами жителей, как здесь, не отрицал,
Без математики вселенной бы не мерил!
Что есть Америка, напрасно он не верил...
Во зрительных трубах стекло являет нам,
Колико дал Творец пространство небесам.
Столь много солнцев в них пылающих сияет,
Недвижных сколько звезд нам ясна ночь являет...
Сколь созданных вещей пространно естество,
О сколь велико их создавше Божество!
О сколь велика к нам щедрот Его пучина,
Что на землю послал возлюбленного Сына!
Не погнушался Он на малый шар сойти,
Чтобы погибшего страданием спасти.
Своим философски-прорицательным умом Ломоносов видит, что для Творца не существует, конечно, наших маленьких человеческих пределов и масштабов, что Творец выше даже всех наших земных понятий и о «малости», и о «великости» пространственной...
Восхваляя Коперника в очень хороших, для своего времени, стихах, Ломоносов говорит, что мы, люди, одаренные разумом:
В безмерном углубля пространстве разум свой,
Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной,
Везде Божественну мы мудрость почитаем.
В благоговении весь дух свой погружаем.
Чудимся быстрине, чудимся тишине,
Что Бог устроил нам в безмерной глубине...
Ломоносов гениально убежден, что чем далее наука идет вперед, тем она все больше открывает Божие величие в творении... Так думают и лучшие ученые наших дней.
Для надгробия знаменитого писателя и деятеля Русской Церкви, прославленного Димитрия, митрополита Ростовского, Ломоносов составляет надпись:
«Всемогущий и непостижимый Бог чудными искони делами явил святую Свою великолепную славу и в дни наши новыми чудотворениями в России просиявшего, здесь почивающего святого мужа, преосвященного митрополита Димитрия Ростовского и Ярославского, отдавшего Божие Богу: верою, кротостью, воздержанием, учением, трудолюбием...»
Оканчивается эта надпись обращением к людям, ложно верующим и неверующим – одинаково не понимающим духа и сущности религии, видящим в мире лишь одну материальную оболочку вещей:
О вы, что Божество в пределах чтите тесных...
Вперите мысль, чему Святитель сей учил,
Что ныне нам гласит от лика горних сил.
На милость Вышнего, на истину склонитесь,
И к Матери своей вы Церкви примиритесь...
И гробницу самого Ломоносова было бы справедливо украсить этими стихами.