|
Вот лежит некий предмет. Проходит человек мимо, оглянулся вокруг — никого нет. Взял, положил в карман. А другой скажет: «Не мое. Не мной положено, не мной будет взято!» — и пройдет мимо. Человек может украсть, а может и нет. Это зависит от того, какие у него понятия там, внутри, что для него важнее: сохранить свою совесть спокойной или завладеть этой вещью. У человека всегда есть выбор, и в силу того, что он большей частью выбирает зло, его жизнь и представляет в общем и целом вот такую трудную и кошмарную ситуацию. С чем это связано? С тем, что в силу греха, в силу того, что человек отделился от Бога, он перестал в себе слышать голос Божий. Слышание голоса Божия и сам этот голос называется «совесть». Что значит это слово? В переводе на русский язык (эти понятия нужно переводить, потому что для большинства они непонятны) совесть есть внутренний голос Божий в человеке, который с ним как бы совещается, как бы вместе с ним знает. То есть иметь совесть — это значит совместно с ней знать, что можно, а что нельзя.
Большинство людей слышали, что существуют заповеди Божии: чти отца и мать, не убий, не укради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, не завидуй. Спрашивается, до какого же состояния должен дойти человек, которому нужно давать заповедь «не убий»? Неужели и так непонятно? Это понятно лосю, волку, ворону — ворон ворону глаза не выклюет, а человеку понадобилось давать заповедь. Почему? Потому что в силу своей оторванности от Бога он полностью утратил ориентир, что можно делать, а чего нельзя. Все, у кого есть дети, прекрасно знают, сколько, воспитывая их, нужно без конца говорить одно и то же. Все воспитание заключается в том, чтобы тысячу, десять тысяч раз повторять: это давай делать, а это давай не будем делать никогда; это хорошо, это плохо, — пока в ребенке это не затвердится. Поэтому большинство людей предпочитают отдать своих детей куда-нибудь в воспитательное учреждение: детский сад, школу, — потому что устают повторять. Ну а уж там, в этих заведениях, их такому научат, что потом родители просто не узнают своих детей. Ну что ж, сами виноваты: не хотели трудиться.
Когда человек пребывает в состоянии общения с Богом, совесть его все время звучит, и он внутри себя знает, что можно делать, а что нет, что хорошо, что плохо, так что ему заповеди Божии уже как бы не нужны. А для чего же нужны заповеди? Чтобы человеку сориентироваться, когда для него начинается время соблазна. Вот ходит человек и мучается: взять не взять? С одной стороны, не мое и страшно, что поймают, а с другой стороны, уж очень хочется, потому что даром. Не надо две недели работать, чтобы купить, прямо взял — и все. Какая замечательная экономия! Поэтому заповедь существует как приказ: не укради. Благодаря заповеди человек знает, что этого делать нельзя ни в коем случае.
В первой книге Библии, Бытие, святой пророк Моисей описывает механизм того, как происходило грехопадение, как первый человек, Адам, впал в грех. И нам в этом очень важно разобраться, чтобы лучше понимать, что такое грех, потому что, поняв это, мы сможем понять, и что такое покаяние. Книга Бытие говорит, что Господь сотворил человека по образу Своему и по подобию; что человек жил в раю; что он был создан как мужчина и женщина и представлял собой одно целое; что, увидев жену, Адам сказал: Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей. А потом речь идет о некоем змии, который был всеведущим и был хитрее всех зверей полевых. И однажды змий стал нашептывать Еве: «А прав ли Бог в том, что все плоды, которые вы встретите в эдемском саду, вы можете вкушать, а от древа познания добра и зла нет?!» И Ева заколебалась. Заколебалась — и увидела, что растение, которое растет посреди рая, на вид приятно, красиво, привлекательно и наверняка вкусно. Да еще змий обещает, что если вкусить от этого древа, тогда будешь как Бог, знающий добро и зло. И взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел... И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю... и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая.
Грехопадение всегда происходит таким образом, и до сих пор, спустя много тысяч лет, именно так человек склоняется ко греху: затевая какой-то грех, он всегда колеблется, мучится, раздумывает, а потом, если грех все-таки совершен, он сразу начинает прятаться от Бога. Каждый из нас в детстве наверняка совершал нечто такое, что ему запрещали родители. И каждый раз он колебался между тем, что ему хочется, и тем, что ему запрещено. И каждый раз он потом прятался от родителей, боялся, что его накажут, и даже врал и сваливал вину на другого. Или как дети обычно говорят: я не ломал, она сама сломалась. То же самое и Адам с Евой — после грехопадения они решили спрятаться от Бога, как будто это возможно. И когда Господь их вопрошал, они всю вину свалили на Него. Ева сказала Богу: Змей обольстил меня, — а Адам: Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел! То есть человек всегда склонен в своем несчастье обвинять другого, даже того, кто в этом совершенно не виноват. И очень часто бывает, что дети обвиняют своих родителей, хотя те изо всех сил старались привить им только добро.
Что же произошло в результате грехопадения в едемском саду? В Писании сказано, что Адам был изгнан из рая. На самом деле не он был изгнан, а он сам оттуда ушел. Как мы поступаем с человеком, которому желаем только добра и к которому хорошо относимся, а он в ответ нам делает гадость? Мы прерываем с ним общение — не только потому, что нам обидно, но и потому, что это общение очень опасно: он может сделать очередную гадость тогда, когда мы этого совсем не ждем. Поэтому грех, всякое нарушение воли Божией, сразу отделяет человека от Бога. Но что мы делаем, когда согрешает наш ребенок или внук? Нам очень горько, нам очень больно, но, если мы видим в нем хотя бы малейшее желание как-то загладить свою вину, пусть он просто буркнул: «Ну прости, я больше не буду», — мы все равно готовы ему простить, потому что мы его любим и нам тяжело, что наши отношения разорвались. Мы хотим во что бы то ни стало восстановить эти отношения, мы надеемся, что он исправится. Так же поступает и Бог с человеком.
Чтобы уничтожить Землю и все на ней живущее, достаточно изменить наклон земной оси по отношению к Солнцу хотя бы на чуть-чуть, или изменить мощность гравитационного поля хотя бы на один процент, или чуть-чуть приблизить Землю к Солнцу — тогда на Земле всё сгорит; а если отодвинуть ее чуть-чуть подальше — всё замерзнет. И тогда с этим человечеством, с этим огромным муравейником, состоящим из шести миллиардов людей, которые живут сами по себе и делают что угодно, будет покончено раз и навсегда. И можно начать снова: опять создать Адама, опять создать Еву и пустить следующий цикл.
А почему же Господь так не делает? Не только потому, что однажды это уже было — у древних народов есть сказание о потопе, и в Библии тоже говорится о том, что был потоп, в котором большинство человечества погибло, — но еще потому, что Бог любит человека. Так же и художник, который всегда мучается, создавая свое произведение, потому что это всегда борьба, но в то же время любит его и не решается его уничтожить. Господь хочет, чтобы восстановились эти отношения между человеком и Богом. И вся человеческая история — духовная история, а не чисто исторический процесс — изложена в Библии на примере одного народа именно как попытка Бога вновь призвать к себе человека. Эта попытка началась сразу после грехопадения Адама, когда Бог воззвал к Адаму: Где ты? — а он спрятался в кустах, и имела свое высшее развитие в центральном событии человеческой истории, которое произошло две тысячи лет тому назад — поэтому мы даже ведем отсчет годам с этого момента.
В маленьком городке Вифлееме родился маленький Мальчик, и только Его Мать и приемный отец, несколько пастухов и еще три мудреца знали о том, что это был за Младенец. Только они знали, что Этот Младенец не простой, что Он не сын Иосифа, мужа Марии, а Этот Младенец от Бога. Его Бог во чреве Марии создал заново, как Нового Адама. И Он жил в Своей семье до тридцати лет, а потом вышел на проповедь, которую начал со слов: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное! Этот Человек, Которому Мать дала имя Иисус, что в переводе на русский язык значит «Спаситель», в своей проповеди говорил такие вещи, которые многим людям было просто невозможно слышать. Самое главное из этого заключалось в том, что Он есть Бог.
Когда какой-нибудь Виссарион говорит, что он Бог, мы отвечаем: нет, ты, Виссарион, клоун. Почему мы не можем сказать подобное Иисусу Христу? Английский писатель Честертон рассмотрел три возможных варианта этой ситуации: человек говорит, что он Бог; кто же он на самом деле? Первое — сумасшедший, второе — шарлатан, третье — воистину Бог.
Рассмотрим первое: был ли Христос безумцем. Мы знаем о Христе только из Евангелия. И вот, читая Евангелие, мы не видим ни одного момента, где Он безумен. Наоборот, Он мудр и Своими словами всегда ставит в тупик даже тех людей, которые хотят Его уловить; Он всегда твердо опирается на Священное Писание; в Его словах удивительная логика и удивительная правда. И это чувствует любой человек, даже воспитанный в мусульманстве. У Чингиза Айтматова даже спросили: «А почему вы в своих писаниях все время возвращаетесь ко Христу?» Да потому, что ничего лучшего на земле никогда не было, и Айтматов, как человек образованный, расширил свои узкие рамки мусульманства и неизбежно пришел ко Христу.
Возьмем второй вариант: он человек умный, образованный, толковый, но он шарлатан. С какой целью шарлатан шарлатанствует? Всегда по трем причинам. Либо он любит быть центром внимания — но Христос всегда, наоборот, стремился даже чудеса делать не напоказ и, если кого-то исцелял, очень часто велел ему: никому не говори! Значит, это отпадает. Вторая причина: ради денег. Но у Христа не было денег, у Него не было дома, Он не скопил богатства. Значит, и это отпадает. Остается власть. Но когда Он был искушаем в пустыне и сатана предложил Ему всю власть всего мира, Он же это отверг. И потом, какой шарлатан, вися на кресте, под палящим солнцем, пронзенный гвоздями, будет заботиться о Матери, призывая Своего любимого ученика Иоанна Богослова и говоря ему: ты должен о Ней заботиться? В последние минуты Своей жизни думать не о Себе, а о Своей Матери и молиться за тех, кто Его прибил ко Кресту: Отче, прости им, не ведают, что творят?! Так что этот вариант тоже отпадает.
Следовательно, остается только одно — что Он действительно Бог. И Он это доказал тем, что воскрес. Мы можем застрелить Виссариона и, если нас не заберет прокуратура, увидим, что он не воскреснет. А Христос воскрес и явился людям, Его видели около пятисот человек. Можно, конечно, предположить, что эти люди просто сговорились, чтобы морочить голову другим. Действительно, так бывает, что единомышленники договариваются и начинают обманывать других, но как только их вызывают в полицию или другие органы и строго-настрого говорят: «Если вы не прекратите, мы вас посадим в тюрьму», — то обычно эта деятельность быстро сворачивается. Здесь же мы видим, что на протяжении первых трехсот лет истории Церкви каждый, кто являлся христианином и исповедовал, что Христос есть Сын Божий, рисковал своей жизнью.
Все, кроме одного, апостолы Христовы (этим одним был Иоанн Богослов) окончили свою жизнь мученичеством за Христа. Им говорили: «Вы можете веровать как хотите, веруйте в душе в своего Христа, но вы должны поклониться статуе императора, возложить венки или покадить ладаном — и все будут видеть, что вы верноподданные императора и нормальные римские граждане». А они отвечали: «Нет, этого мы делать не можем, потому что император всего лишь человек, а мы поклоняемся одному Христу Богу». Чтобы вынудить христиан отречься от Христа, римляне изобретали страшные пытки, а так как они были люди педантичные и у них было хорошо развито судопроизводство, то до наших дней дошло очень много судебных дел, где скрупулезно описано, как их пытали. Среди них были дети, юноши и девушки, мужи и жены, старики и старухи. И сотни и сотни, и тысячи и тысячи христиан стояли на своем: что Христос есть Бог. Так что многие из тех, кто их пытал, сами обращались ко Христу, потому что их поражало это мужество — почему, откуда у них такая сила, на чем она зиждется? Ведь достаточно веровать в душе, а внешне исполнять то, что требует государство, — и будешь жить спокойно и веровать хоть в Христа, хоть в кого хочешь.
Почему христиане не могли так поступать? Потому что Сам Христос сказал: Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным. И поэтому они были тверды. А как же они могли переносить такие страдания? Многие из нас даже к зубному врачу боятся идти, и обычно человек мучается, ложиться ли ему на операцию или нет, хотя все делается под наркозом. Мы ужасаемся от самой мысли, что скальпель прикоснется к нашему телу. А они сами шли на страшные пытки. Что ими двигало? Со стороны это выглядело как религиозный фанатизм, как какое-то безумие, а на самом деле имело определенную природу — сверхъестественную. И благодаря таким людям Церковь сохранилась не только в ту эпоху, но даже и в нашу, в которую мы с вами живем. Потому что еще пятьдесят лет назад быть священником значило, что в один прекрасный момент тебя как минимум посадят, а как максимум расстреляют. У меня был прадед священник — его, старика, расстреляли в 38-м году. И к митрополиту Серафиму (Чичагову), уже восьмидесятилетнему, пришли в дом, взяли на носилки, отвезли в Бутово и там расстреляли.
Каждый, кто в то время ходил в храм, знал, чем он рискует, и все же эти люди сохранили для нас Церковь. Она стала маленькой, количество людей в ней очень сжалось, но только благодаря тому что они мужественно ходили в храм, хотя это было очень страшно и очень ответственно, она сохранилась. И все время находились молодые люди, которые решали: «Ну, послужу месяц, и пусть меня посадят». И они становились священниками, и их сажали, и немногие выжили. Я знал одного такого человека. Он стал монахом в пятнадцать лет, молодым человеком был посвящен в священники, сразу же стал архимандритом. Епископ, который его посвящал, сказал: «Это тебе на будущее» — и как только он стал архимандритом, его тут же взяли в тюрьму, и он отсидел около двадцати пяти лет по разным лагерям. Но он же знал, на что идет! Спрашивается, зачем? Мой двоюродный дедушка, например, хотя тоже был сыном священника, но, когда надо было выбрать, куда поступать, в Духовную Академию или в Московский университет, выбрал университет. Потому что началась революция, и ему было понятно, что, если он поступит в Духовную Академию, это кончится либо расстрелом, как расстреляли в 18-м году митрополита Киевского Владимира, а потом митрополита Петроградского Вениамина, либо еще каким-то ужасом. И он сделал выбор — пошел по светской линии, хотя отец, и дед, и прадед были священниками. То есть человек сам делает выбор.
Представим себе две кассы, и в них стоят две очереди — и вот человек подходит и становится в ту, которая длиннее. Мы подумаем, что либо он плохо видит, либо он ненормальный. Когда я вхожу в вагон, куда я сажусь? По ходу поезда и у окна, потому что это лучшее место. Мне предлагают две работы: одну интересную, близко к дому и высокооплачиваемую, а я выбираю другую — далеко от дома, тяжелую и низкооплачиваемую. Кто я? Ненормальный, потому что нормальный выбирает поближе к дому, высокооплачиваемую и интересную. Спрашивается, что же заставляет людей выбирать то, что принесет как минимум тюремные страдания, а как максимум даже смерть? Живая связь с Богом, потому что, когда человек обрел Бога, это есть такая драгоценность, о которой в Евангелии сказано, что Царство Небесное подобно купцу, который ищет драгоценную жемчужину и, когда находит ту жемчужину, которая ему нужна, продает все, чтобы ее купить. Поэтому когда человек познал Бога и перед ним стоит выбор: мое благополучие или Бог — он выбирает Бога; моя семья или Бог — он выбирает Бога; моя страна или Бог — он выбирает Бога. Потому что то, что человек познает в Боге, — это ни с чем не сравнимо, в Евангелии это называется блаженством.
Для тех, кто Бога не знает, все это кажется диким фанатизмом, потому что они не понимают, за что человек страдает, в чем тут дело. А дело в том, что рухнула стена, отделявшая этого человека от Бога, они соединились, и человек не только на деле не может отказаться от Бога, он даже боится эту мысль принять хотя бы на минутку. Как же это я откажусь от того, что представляет для меня самую высшую ценность, которая для меня важнее всего на свете, важнее даже самого драгоценного, что есть у человека, моей собственной жизни, гораздо важнее!
Тогда все становится понятно. Вот лежит предмет, и мне хочется его взять, потому что у меня такого нет. Но я понимаю, что, как только я его возьму, я разрушу свои взаимоотношения с Богом, потому что совершится грех, произойдет нечто ужасное, я сделаю то, что ненавистно для Бога, — я украду. И я этого никогда не сделаю, потому что мои отношения с Богом для меня гораздо важнее любого предмета, даже самого жизненно необходимого. Гораздо важнее любой красавицы, как бы она мне ни понравилась, важнее любых денег, которые мне будут предлагать. Потому что я знаю: то, что я имею, я за деньги никогда не куплю.
Многие люди недоумевают: а почему Христос пришел на землю как Человек? Почему Он жил среди людей? Почему Он собрал учеников и только им рассказал о Царствии Небесном? Почему Он дал Себя в руки Своим противникам, ведь те, кто Его пришел арестовывать, не могли к Нему даже подойти: только приблизились — упали, потом встали, подошли опять — и опять упали и, пока Он Сам не отдал им Себя в руки, они не могли даже Его взять. Спрашивается, если в Нем была такая Божественная сила, которую враги не могли преодолеть, почему же Он дал себя убить? Зачем это было нужно? И вообще, нельзя ли каким-то иным путем спасти человека?
Представим себе, что по нашему городу идет сорокаметровый Архангел с огненными крылами и огненным мечом и говорит: «А ну-ка, голубчики, бывшие пионеры, комсомольцы, коммунисты, вон из своих домов!» И от его голоса полопались бы окна в домах, и все высыпали на улицы, а кто не высыпал — сгорел бы заживо. «А теперь ну-ка вставайте в пыль на колени!» И все бы встали. «А теперь ну-ка все хором кричите: "Каюсь в своих грехах!"» И весь город бы закричал: «Каюсь!» Для Бога устроить это не составляет никакого труда. Спрашивается, почему же Он этого не делает? Многие говорят: «Что же Бог смотрит?! Война в Чечне, мафия... Если ваш Бог есть, почему же Он не вмешивается?» Действительно, послал бы Архангела, и все газеты всего мира затрубили бы: «Екатеринбург покаялся!» А дальше Тюмень на очереди. Но на самом деле никакого покаяния бы не произошло, а произошло элементарное насилие. А Бог, как и всякий отец, хочет только одного — чтобы дети его любили и слушались. Можно взять любого непослушного сына и палкой бить его до тех пор, пока этот сынок не скажет: «Папочка, я тебя люблю, ты меня прости». С помощью палки можно любого заставить сказать «каюсь и прости» и даже сказать «люблю», но любви не будет. Любовь — это дело добровольное, поэтому Господь только явил Себя миру, и каждый, кто захотел, пристал к Нему как ученик, стал слушать Его слова, стал исправлять свою жизнь.
Говорят: ну хорошо, допустим, так, но зачем Ему было приходить? Он бы мог послать в мир какого-нибудь пророка — ведь посылал же Он раньше Моисея, Илию и других пророков — и через него передать людям, что нужно делать. Ответить можно на таком примере: представим себе, что мы идем по лесу и видим гнилое дерево, которое уже наклонилось так, что, если будет более или менее сильный ветер, оно упадет. А при корне дерева — большой муравейник, и если оно упадет, то муравейник будет разорен. Нам стало очень жалко этих муравьев и захотелось их спасти. Как это сделать? Если мы будем их убеждать, чтобы они покинули свои жилища, они подумают, что это какой-то гром с неба. Если мы будем пытаться оттаскивать их в другое место, они тут же побегут назад. Единственный способ — это самому стать муравьем и на их муравьином языке постараться объяснить, что им угрожает опасность и тот, кто за нами пойдет в безопасное место, тот будет спасен. Так же сделал и Господь: будучи всемогущим Богом, Он стал беззащитным человеком и, будучи бессмертным, Сам отдал Себя на смерть для того, чтобы спасти людей. И только человек совершенно тупой или абсолютно бессовестный не захочет стать христианином после того, как услышит о Христе, потому что, значит, он равнодушен к самому святому, что есть на свете.
Потому каждому из нас нужно не один раз прочитать Евангелие — это поможет нам убедиться в святости Сына Божия, Который сошел с небес ради нашего спасения, поможет серьезно задуматься о своем грехе (а грех, как мы уже знаем, есть то, что отделяет нас от Бога) и захотеть быть Его учениками. А чтобы действительно стать учениками Спасителя, нам надо начинать ходить в «школу» учиться. И самым главным делом Христа на земле было как раз создание этой школы — Церкви, которая пережила все гонения и чудесным образом устояла, дожила до наших дней и через две тысячи лет после Рождества Христова все-таки существует и действует. И мы знаем, так даже и говорят — действующая церковь. Но бывает, что Церковь-то действует, а мы занимаемся чем-то другим, потому что нам это как бы не интересно, для нас это второстепенно. И хотя мы ничего плохого не делаем: мы не мафия, мы не грабим, не спекулируем, не убиваем, в карты никого не обыгрываем, — но наше равнодушие к Богу — это и есть грех. Грех есть состояние души человека. И нам нужно это греховное состояние по возможности, пока мы живы, победить.
В Писании сказано: Смерть грешников люта. Лютость ее заключается не в том, какова она будет: автомобиль нас переедет или мы от рака умрем. Не в этом дело, а в том, что нас ждет потом. Думали ли мы когда-нибудь серьезно о том, что, если мы умрем в среду, что мы будем делать в четверг? Оказывается, нет. Мы думаем о том, что будем делать здесь завтра или сегодня вечером, а о том, что нас ждет на том свете, мы не думаем. И пусть никто не надеется, что после того как он умрет, он исчезнет — трава вырастет, и всё. Нет, не всё, душа бессмертна. Именно поэтому мы плачем на похоронах, именно поэтому мы не можем согласиться, что душа умрет. Помню, я даже удивился, услышав, как Брежнев на похоронах Суслова, обращаясь к покойнику, сказал: «Прощай, дорогой друг!» Ведь если ты обращаешься к покойнику, то либо его душа жива, либо ты сумасшедший, потому что обращаешься к тому, кто тебя не слышит. То есть человек подспудно, даже не осознавая, признает бессмертие души.
Как же нам спасти свою бессмертную душу, как соединиться с Богом? Как любого отдельно взятого человека — стоит ли он на остановке, или в очереди в магазине, или где-нибудь трудится на работе, — как его можно этому научить? Вот подойти к нему и сказать: «Слушай, дорогой, хочешь ли ты ощутить небесное блаженство? Хочешь, чтобы оно было всегда с тобой? Хочешь бессмертия? Хочешь познать, что такое Бог? Давай я тебя научу православной вере». И если он захочет, то первый урок в этом классе, где учат Царству Небесному и как в него войти, будет урок о покаянии.
Как мы уже знаем, проповедь Христа Спасителя на земле началась со слов: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное, Покайтесь и веруйте в Евангелие. А перед тем как Господь вышел на проповедь — это случилось после сорокадневного поста и после того, как Он принял крещение, — Иоанн Креститель, которого Церковь называет Предтечей, тоже говорил о покаянии. То есть покаяние настолько важная вещь, что перед проповедью Христа Спасителя о Царствии Божием понадобилась длительная по времени проповедь Иоанна Предтечи. Но когда Иоанн проповедовал покаяние в иудейской пустыне, те, кто его слышал, прекрасно понимали, о чем он говорит, и прекрасно понимали, что значит покаяться. Для современного же человека это слово подернуто дымкой, оно пришло из каких-то прошлых лексиконов. И хотя в наши дни мы слышим множество всяких призывов к покаянию, но они не рождают в нашем уме никаких ассоциаций. А между тем слово о покаянии очень важно. Именно поэтому Великим постом, который предпринимает каждый христианин перед празднованием Святой Пасхи, Святая Церковь поет: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче».
Слова «грех» и «покаяние» совершенно не случайно соединились вместе в этой короткой статье, потому что если грех — это движение от Бога, то покаяние — это движение к Богу, то есть движение противоположное. Поэтому каждому человеку, который хочет вернуться к Богу, нужно очень четко представлять себе, что такое покаяние, как это относится к нему лично и что он должен делать, если хочет покаяться.
Любой приходской священник постоянно сталкивается с такой проблемой: не зная, что такое покаяние, человек затрудняется его совершить. Как уже говорилось, большинство людей считают, что грех — это просто какой-то плохой поступок. И обычно каждый может вспомнить один или другой плохой поступок, который он совершил в своей жизни. Так же воспринимается и покаяние: человек считает, что покаяться — это значит рассказать на исповеди о том, что мучит его совесть. И вот восьмидесятилетний человек говорит: «В детстве мы лазили в чужой сад за яблоками. А когда моя мама болела, я, конечно, за ней ухаживала, но в тот момент, когда она уже умирала, я как раз отлучилась, и теперь меня мучит совесть». Человек приходит в храм, говорит об этом священнику, ему становится легче, и он уходит. Да, в этих поступках он раскаялся, и действительно ему стало легче, но произошло ли соединение с Богом? Нет, не произошло. То есть человек прибегает к исповеди как к какому-то терапевтическому, психотерапевтическому лекарству, вроде беседы с психологом: я ему рассказал, он мне объяснил, мне стало легче. На самом деле цель покаяния совсем другая. И тот, кто не войдет в эту стихию покаяния, никогда не сможет познать Бога. Он может думать о Боге, может даже, как большинство людей, живущих в России, говорить: «У меня Бог в душе, и этого достаточно». Это очень распространенная ересь, но, к сожалению, тот, кто так говорит, заблуждается. А что же у него в душе? В душе у него просто некая мечта, человек мечтает, что он верует в Бога, и он не понимает, зачем нужно ходить в храм, не понимает, зачем нужно читать молитвы, не понимает, зачем нужно помогать своему ближнему. Отчего это происходит, отчего такая слепота? Оттого, что человек не ведает покаяния. И чтобы приблизить к себе Царствие Божие, чтобы познать Бога, нам нужно понять, что же делать со своей душой, чтобы возникло это движение наоборот, движение к Богу — возникло покаяние.
Святые отцы говорили, что Бог как солнце. Солнце есть источник света и тепла, и поэтому грешный человек, отвернувшись от Бога, находится во тьме, он выстраивает между собой и Богом огромную стену, даже не стену, а камеру, в которой он и оказывается заключен. Когда кто-то говорит: «Я не верую в Бога», для меня, как человека, который профессионально этим занимается, это равносильно фразе: «Я нераскаянный грешник», потому что существование Бога для любого психически здорового человека очевидно. Любой нормальный человек, независимо от того, в России он родился, в Африке, в Гренландии, в Австралии, кончил он университет или нигде не учился, знает, что Бог есть. Не чувствовать Бога человек может только если он болен, то есть у него разрушен аппарат восприятия — как бывает такое несчастье, что человек от природы родился слепым или родился глухим и вообще не знает, что такое звуки. А так каждому известно, что существует свет, что существуют различные цвета.
Неверие в Бога всегда связано с грехом, поэтому на самом деле любого человека можно научить вере, любому можно приоткрыть этот свет, жизнь любого можно согреть теплом Божиим. Для этого нужно в стене, отделяющей человека от Бога, прорубить хотя бы маленькое окошко, а если это невозможно, то сделать хотя бы щель. И очень часто Сам Господь помогает в этом человеку, Он как бы устраивает для него небольшое землетрясение, когда каменные стены грехов, закрывающие от него Бога, приходят в движение и в них образуется трещина. Когда происходит такое землетрясение, обычный человек называет его словом «несчастье». Он не понимает, почему это с ним случилось, и хочет от этого защититься, ищет выхода, а это невозможно. И тогда бывает, что он — не всегда, конечно, — обращается мыслью к Богу, и помощь приходит.
Вера в Бога не есть какая-то сумма знаний, с помощью которой один умный человек может дать другому некую информацию. Нет, апостол Павел говорит, что вера есть уверенность в невидимом, другими словами, это есть видение вещей невидимых. Поэтому человека верующего совершенно нельзя убедить в том, что Бога нет, потому что он Его видит, а человеку неверующему нельзя объяснить, что Бог есть, потому что он Его не видит. И между верующим и неверующим всегда проходит водораздел, даже независимо от того, какой религии человек придерживается, потому что если христианин говорит о Боге с мусульманином, они оба понимают, о чем идет речь. Я как-то лежал в больнице с одним мусульманином, и мы с ним целые вечера проводили в беседах. Мы говорили о Коране, он мне рассказывал о том, как совершаются их обряды, а я ему рассказывал о Христе, и мы прекрасно друг друга понимали, но те люди, которые не знали Бога, не могли понять, о чем мы беседовали.
Вера — есть видение, а видение зависит только от света. Если любого человека с самым острым зрением поместить в абсолютно черную комнату, он там не увидит ничего. И неверующий человек, хотя он и не слепой, но он подобен слепому, потому что сидит в черной комнате. Люди довольно часто спрашивают, какой самый тяжкий грех, и, конечно, когда они задают такой вопрос, у них в голове громоздятся какие-то страшные убийства, ужасные предательства и так далее, но ведь дело не в этом. Если мы принимаем определение, что грех есть удаление от Бога, то самое полное удаление от Бога, то есть погружение в эту тьму, — это и есть самый тяжкий грех.
Раз человек совершенно не видит Бога, значит, если ему ничто не угрожает, он может совершить любое преступление. Исключения бывают, когда его воспитали люди, имеющие нравственные принципы, но ведь любые нравственные принципы основаны на какой-то религии, потому что нравственный принцип, не основанный на религиозном чувстве, — это пустой лозунг типа: мы все придем к коммунистическому труду. Ну вот и пришли, здравствуйте. То есть это бессмысленный набор слов, который не вызывает в человеке никакого отклика. Религиозное же чувство, способность к видению Бога есть у каждого, просто в течение жизни эта способность атрофируется, как любой орган, которым не пользуются: если человек долго не ходит, ему заново приходится учиться ходить; если он с самого младенчества не получает Божественной пищи, душа у него начинает костенеть, омертвевать, и он погружается во тьму неверия. И все наши проблемы с молодежью связаны именно с тем, что дети воспитываются в полном мраке, они вообще не знают света Божия. Поэтому они так чувствительны ко злу — потому что зло их стихия. Человека с рождения аккуратно ограждают от всякого Божественного влияния — и уже к пятнадцати годам он полностью погружается в мрачную тьму. А если бы ему с детства говорили и, главное, показывали иной мир, то он к пятнадцати годам сохранил бы некую зрячесть, которую можно было бы превратить в видение.
Покаяние иначе можно назвать духовным прозрением, потому что движение к Богу возможно только тогда, когда человек видит Бога — видит Его в окружающей жизни, видит в людях, которых он встречает, видит в историческом процессе. И он начинает понимать, что жизнь людей, и отдельно каждого, и всех вместе, зависит от Бога. Мы к этому просто привыкли, а ведь мы живем среди постоянных чудес, совершенно необъяснимых. Но человек, привыкая, считает это за обыденность, и для него чудеса совершенно нивелируются, исчезают. Ну, например, почему после войны рождается мальчиков больше, а девочек меньше? Хорошо, мальчиков выбили — и вот они теперь рождаются. Но как это происходит? Никто не знает. Никто даже не знает, почему посадишь семечко, а оно растет. И вообще что такое жизнь? Ни один биолог этого объяснить не может.
Как же открываются духовные очи человека, как он обретает веру? Если кто-то уверовал в Бога, это не значит, что ему сказали: ты знаешь, есть Бог, — а он такой наивный, что в Него поверил. Нет, это совершенно не так происходит, и любой, кто пришел к вере в сознательном возрасте, всегда может рассказать, как это произошло. Это всегда бывает каким-то чудесным, таинственным образом. В один прекрасный момент человек вдруг прозревает. Он еще не знает ни одной молитвы, он может не уметь правильно креститься, он может даже не знать, где у него в городе действующая церковь, но он уже прозрел.
Со мной в семинарии учился один парень, звали его Николай. Когда он пришел поступать в семинарию, у него стали спрашивать то, что обычно требуется на вступительном экзамене: прочитать наизусть утренние и вечерние молитвы, знать Символ веры, Священное Писание. Но он сказал: «Я ничего этого не знаю». — «А что ты знаешь?» И он наизусть прочел отрывок из Евангелия от Иоанна. «Откуда ты знаешь?» — «Я стоял на автобусной остановке, к моим ногам прилетел листок, и я его поднял. Это был отрывок из Евангелия от Иоанна. Я его прочел с одной стороны и с другой, и меня эти слова так поразили, что я стал их читать постоянно и выучил наизусть. В нашем городе нет церкви. Я услышал, что здесь учат вере, и приехал». И его приняли. Он не знал ничего абсолютно, но он уже уверовал в Бога и молился Ему своими словами. Другой пример: в девятнадцатом веке один немец решил воспитать своего сына отдельно от Бога. Он устроил ему домашнее воспитание, никуда его не выпускал, а все книги о Боге изъял из библиотеки. И вот однажды он застал мальчика, когда тот стоял в саду, смотрел на солнце и молился, то есть дитя само пришло к мысли о Боге.
Когда разумный человек наблюдает природу, ему может прийти в голову, например, такой вопрос: все предметы при охлаждении сжимаются, а вода почему-то расширяется. Почему именно вода? Естественно, чтобы на земле сохранилась жизнь. Но ведь кто-то это придумал. Если я буду утверждать, что стол, за которым я сижу, сделал себя сам, меня сочтут сумасшедшим, никто в жизни не поверит, что стол может сделать себя сам. А клетка человеческого тела, в которой происходят изумительные химические реакции, которые не может повторить ни одна лаборатория мира, — неужели она произошла сама? Я уж не говорю о том, как устроен наш глаз или пищевод. И это все произошло само? Но чтобы в это поверить, нужно иметь еще более сильную веру, чем вера в Бога.
А почему все-таки людей неверующих так много? Потому что это слепота. Неверие есть несчастье, это неполная жизнь; человек без веры — ограниченный и жалкий, он несчастный, потому что имеет как бы только половину жизни. И как же ему, этому несчастному, помочь? Для этого надо ему сказать, что спасти может только покаяние. А с чего начинать покаяние, с чего начинать это шествие к Богу, с чего начинать прозрение? Чтобы вступить на этот путь, надо дать себе возможность побыть одному, мысленно отрешиться от всех своих земных забот, от земной суеты, которая мешает видеть Бога.
У всех нас очень много обязанностей, очень много хлопот, очень много занятий, а если появляется какая-то пауза, мы включаем телевизор — и опять эта пауза исчезает, так что мы совершенно не имеем свободного времени, когда мы могли бы немножко подумать. Мы все время находимся в суете: то надо готовить, то кормить, то мыть посуду, то куда-то бежать, то хлопотать. Есть время — по телефону позвонил; только кончил говорить — опять телевизор включил; потом устал, не могу — лег спать; проснулся, вскочил — что делать? ага, умылся, разогрел, поел, посуду помыл, опять побежал. Все дела, дела, дела... Спрашивается: если я все время так суечусь, то когда я буду жить? И зачем это все мельтешение — чтобы только приблизиться к тому моменту, когда меня похоронят? Но это как-то слишком примитивно для человека.
Поэтому любому человеку, если он хочет уверовать, надо начинать с того, чтобы остаться одному в тишине — может, куда-то уехать, может, запереться на часок-другой в комнате, сесть и, ничего не делая, постараться заглянуть внутрь себя. Большинство людей вообще внутрь себя не заглядывают, а смотрят на себя только со стороны, поэтому они себя совершенно потеряли. Может быть, кто-то помнит, как в детстве — это происходит примерно от трех до четырех лет, у некоторых позже — он вдруг начал понимать, что мое «Я» находится внутри меня, а все люди — они другие. И причем это «Я» — это не мое тело, это что-то во мне. Но где же оно, что это такое? Это моя рука? Нет. Это моя нога? Нет. Это туловище или голова? Нет, не голова, не нога, не туловище, не рука, а что же тогда? И, некоторое время поразмыслив, он пришел наконец к искомому: оказывается, средоточие моего «Я» — это мое сердце, сердцевина. Так вот почему, когда мне тяжело, я говорю, что у меня сердце ноет; вот почему, когда я плачу или хочу что-то кому-то доказать, я прижимаю руки к груди.
И в это именно средоточие своей души, в собственное сердце нам и нужно заглянуть, как только мы останемся одни. Что же мы там увидим? Оказывается, в нашей голове происходит постоянное верчение, роятся кучи мыслей, какие-то воспоминания, обрывки разговоров. И нам надо постараться это все остановить и подумать: а вообще какой я человек, хороший или плохой? Большинство людей, живущих в России, говорят: ну я, конечно, не могу сказать, что я прямо самый хороший, но я человек неплохой.
Спрашивается: как же ты неплохой, когда ты все до одной, какие только есть, заповеди Божии нарушаешь? А что же тогда такое плохой? Многие ответят: плохой — это который в тюрьме сидит за преступления, а раз я не сижу в тюрьме, значит, я неплохой. Но поговоришь с любым почти в тюрьме — окажется, что он сидит чуть ли не безвинно, что ему слишком много дали. Очень редко человек говорит, что мне дали нормально и даже мало, я за свои преступления заслужил большего. Любой до последнего сражается, готов нанимать адвоката, и ему в этом помогают родственники, — чтобы только избежать наказания. Почему? Потому что он считает, что он неплохой. Хотя он и убил — но виновата компания, в которую он попал; он украл — но потому, что тот слишком богатый, и так далее. Всегда у человека какие-то оправдания.
У нас на приходе есть Медико-просветительский центр «Жизнь», который распространяет сведения о том, что такое аборт, потому что, оказывается, большинство населения нашей страны не знает, что аборт — это убийство. И когда человеку показываешь материалы, абсолютно доказывающие, что даже на первой неделе, мини-аборт, как его называют, есть убийство живого ребенка, он все равно говорит: я не согласен, это у меня такие обстоятельства, меня муж заставил, мне негде жить, это помешает моей работе и так далее. То есть чтобы кто-то принял правду о себе — это очень редкий случай. А покаяние есть как раз признание правды о себе, которая состоит в том, что каждый грешен, и даже у тех, кого мы почитаем как святых, тоже были грехи, только они эти грехи преодолели святостью Божией. Безгрешен один только Бог. И лишь когда человек признает, что он человек не только плохой, а чудовище в человеческом образе, — лишь тогда он положит начало покаянию. Но признаться в этом можно только самому себе, сидя в темной комнате, когда не видно, как ты покраснеешь.
Для этого признания необходим один фактор, который наши предки называли совестью. Мы сейчас тоже иногда употребляем это слово, но только по отношению к другому, когда говорим: «У тебя совесть есть?» — подразумевая, что у нас-то она, конечно, есть, а вот у него нет, раз он поступает против нас. Когда человек поступает против нас, мы считаем, что у него нет совести, когда же мы сами что-то делаем другому, то начинаем себя оправдывать, мы говорим, что это она такая-то и такая-то, она меня довела, поэтому я был вынужден. Но скажут: да, конечно, она довела, но ругаться-то все-таки нехорошо. — Но я же правду говорю. — Ну а почему ты кричишь? — Это у меня голос такой. И так далее.
То есть человек никак не согласен признать, что он грешник. И пока он пребывает в таком состоянии, пока он считает себя правым, пока он считает себя хорошим, знающим, умным, он Бога увидеть не может, потому что считает себя правым только по одной причине: что он гордый. А гордость есть самое главное заблуждение человека насчет самого себя, которое делает его сердце совершенно непроницаемым для того, чтобы увидеть Бога. Поэтому очень редко в храме Божьем можно встретить какого-нибудь начальника: ну как же, я повелеваю множеством людей, я же всегда прав, я знаю, как надо, — как же я могу на колени встать? Это очень трудно.Наибольшее количество людей в храме всегда, во все времена были люди простые, не имеющие большого образования, которые не думали о себе высоко, и это помогало им прийти к Богу. Поэтому когда Господь из всего израильского народа выбирал Себе учеников, Он выбрал простых рыбаков. Ни один из них не умел ни писать, ни читать, они умели только ловить рыбу и были просты, как дети, и поэтому легко восприняли то, что Он им говорил, поверили Ему. Потому что гордый человек всегда недоверчив, ему всегда кажется, что его обманывают.
Поэтому, чтобы покаяться, надо прежде всего осознать, что мы люди гордые, и постараться разрушить эту стену, твердыню, отделяющую нас от Бога. Разрушать ее нужно постепенно. Сначала необходимо признать, что Иисус Христос есть Сын Божий, Пришедый с небес, и что Священное Писание потому называется Священным, что оно пришло к нам от Бога — хотя оно и написано людьми, но не без участия Божия. А потом взять заповеди, которые содержатся в Священном Писании, и начать сравнивать с ними свою прошлую и теперешнюю жизнь. И разница между тем, что требует от нас Бог, и тем, что мы делаем на самом деле, и будет составлять наш грех. Но вот я увидел, я понял, что грешен этим и этим. Что же я должен сделать дальше? Дальше мне нужно возыметь в себе мужество решиться оставить свою грешную жизнь и начать ее изменять — но с чего? Грехи как бы сплетены в большой клубок, где много всяких ниточек, и распутывать его можно с любой, но желательно начинать все-таки с самого простого.
Вот, например, есть заповедь Божия: Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай... а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему. Слово «суббота» происходит от древнееврейского слова «шабат», что значит «покой». Как же я, русский крещеный человек, должен вести себя в седьмой день недели, как я должен святить этот день? Вообще почему эта заповедь стоит впереди даже заповедей «не убивай», «не прелюбодействуй», «не кради», которые все знают? А вот о том, что нужно каждое воскресенье как минимум ходить в храм, человек, как правило, не знает и даже не считает это за грех. На самом же деле это грех больший, чем убийство, воровство и прелюбодеяние. Была даже древняя русская пословица, которая сейчас уже забыта: «Дурак знает, что в воскресенье праздник». «Праздник» — от слова «праздность», то есть человек оставляет все свои дела ради того, чтобы посвятить этот день Богу, Который нас кормит, одевает, греет, Который дал нам эту прекрасную землю (а мы ее очень основательно изуродовали), — и нужно хотя бы один день в неделю отрешиться от своих дел для того, чтобы прийти в храм Бога поблагодарить.
Начинать нужно именно с этого, потому что это самое простое. Ведь если любому из нас сказать, что надо обуздать свой язык — ну-ка, пусть кто-нибудь попробует хотя бы с утра до обеда помолчать. Ничего не выйдет. А как исправить свой злой навык кого-то осуждать? На это вообще уйдут годы. Или заповедь «непрестанно молитесь, за все благодарите»? Как это за все благодарить? даже когда меня избили или обокрали? То есть для нас это вообще невыполнимо. Или «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»? У нас в России из ста пятидесяти миллионов человек это вообще уже никто не умеет делать, никто не сможет подставить левую, когда его ударят по правой. А если сказать: «Благословляйте проклинающих вас» или: «Благотворите ненавидящим вас»? Как так я буду добро творить тому, кто меня ненавидит? Но это же заповедь Божия. А нам даже непонятно, как к этому подступиться, нам эти слова кажутся несправедливыми, настолько мы не готовы к тому, чтобы их воспринять. Почему не готовы? Да потому, что мы не покаялись, потому, что мы слишком далеки от Бога и Его слова нам чужды.
Поэтому самое простое упражнение, которое мы можем себе для начала позволить, — это упражнение не духовное, не душевное, а чисто телесное: нам надо взять решимость каждое воскресенье приносить свое тело в храм, стоять там до тех пор, пока мы не изнеможем, а потом выносить свое тело домой и падать бездыханными. Сначала это покажется очень тяжело и будет смотреться странно: я изнемогаю, а рядом люди стоят и молятся, и им хоть бы что. Почему так происходит, откуда у них силы? И конечно, впервые войдя в храм, мы не сможем сразу понять, что там происходит. Но если мы в первый раз придем в какой-нибудь цех «Уралмаша», мы тоже ничего там не поймем, и если мы окажемся на лекции для пятого курса экономической академии, мы тоже не поймем, о чем там говорят. Сразу это понять невозможно, надо постепенно в это войти, вникнуть.
Лучший способ выучить иностранный язык — поехать в страну, где говорят на этом языке, потому что мы вынуждены будем в него вникать. И когда мы возьмем решимость ходить в храм, мы тоже вынуждены будем вникать в то, что там происходит, поскольку ум наш имеет такие свойства, что мы не сможем стоять столбом, а обязательно будем смотреть и слушать — и услышим, что, оказывается, многие слова, которые доносятся до нашего слуха, нам знакомы. Например: «Господи, помилуй». Мы понимаем, что такое «Господи» — это обращение к Богу. И понимаем, почему «помилуй» — потому что мы преступники, мы преступили все заповеди, нарушили все что только можно и поэтому, естественно, нуждаемся в помиловании.
А потом в один прекрасный момент услышим, как батюшка объявит, что и в будний день будет праздник, не только в воскресенье. Оказывается, есть какое-то Рождество, есть Вход в Иерусалим, и это как-то соединяется с Вербным воскресеньем. Потом мы вообще начнем понимать, что в богослужении заключен какой-то смысл, который просто нам недоступен, потому что мы в вере еще совершенно неразумные существа — как маленький ребеночек, которого привели в школу и он еще ничего не понимает. Он знает только: вот тетрадка, вот карандаш, но что за этим стоит, ему невдомек. Так же и человек, впервые пришедший в храм, — он такой же ребенок, хотя ему может быть и пятьдесят, и шестьдесят лет.
Второе, что нужно для покаяния, для движения к Богу, — это, конечно, проявить к Нему некий интерес. Раньше, когда я крестил взрослых людей, я всегда спрашивал, в каком году родился Иисус Христос, и за десять лет ни разу не получил ответа, ни разу. Одни говорили: лет шестьсот назад, другие — тысячу, но ни один не знал, что летоисчисление у нас идет от Рождества Христова. То есть главное событие жизни человечества находится абсолютно вне сферы интереса человека. Любой почти знает, какую на завтра объявили погоду, любой знает, что случилось в Бангладеш, но самое главное, от чего вообще зависит жизнь на земле, человека совершенно не интересует. А ведь две тысячи лет тому назад Сам Бог пришел на землю — и никому не интересно узнать, что Он говорил, что Он делал. Никому не интересно узнать, зачем Он пришел. А это же нужно изучать, это нужно знать наизусть, потому что от этого зависит все наше бытие.
Утратив это знание, мы совершенно разорили свою жизнь. Ездя по России, повсюду видишь: все разорено, земля и люди изуродованы так, как будто прошла какая-то чудовищная война. Даже когда беседуешь с немцами, они говорят: мы не верим, что русские не готовились к войне, потому что они специально так изуродовали свои дороги. То есть наши прекрасные города невозможно узнать, наша прекрасная страна превратилась в полную помойку. А во что превратилась доблестная, непобедимая русская армия, во что превратилась наша славная милиция, которая защищает только саму себя, во что превратились наши дети, что из себя представляют наши внуки? Где у нас счастливые семьи, где у нас дети, которые любят своих родителей, которые им послушны? Это исчезло полностью, и с каждым годом деградация идет дальше. Если до войны человек, который рос в детском доме, мог стать писателем — и такие у нас есть, мог стать военачальником, мог стать священником, то теперь девяносто пять процентов детей, побывавших в детском доме, сразу поступают в преступный мир. Это же статистика, от этого никуда не денешься. Почему это происходит?
Бог, Который пришел на землю, чтобы нас спасти, — Он об этом говорил, и мы должны знать это наизусть. Поэтому следующим шагом для покаяния, для того, чтобы нам прозреть, должно быть чтение Евангелия. «Евангелие» — слово греческое, которое в переводе на русский язык означает «благая весть» — весть о том, что, оказывается, можно выйти из этой тьмы и начать совершенно другую жизнь, можно, оказывается, познать Бога, и это не так уж трудно сделать, можно, оказывается, устроить счастливую семью и воспитать нормальных детей, можно прожить жизнь, не убивая собственных детей, не делая бесчисленные аборты.
У нас практически каждая семья строит благополучие за счет убийства своих детей, потому что если бы детей не убивали, а рожали, то, конечно, жили бы победней. Поэтому нам незачем обижаться на то, что те детки, которые остались в живых, теперь превратились в преступников. Это совершенно научный факт, подтвержденный статистикой: очень часто преступником становится именно тот, чья мать, нося дитя во чреве, колебалась, убить его или не убить. Ведь ребенок в утробе все чувствует, и абсолютно научно поставленные опыты доказывают, что он узнает те книги, которые мать читала вслух, будучи беременной, и ту музыку, которую она слушала.
У нас в стране ежегодно убивается десять миллионов человек — это же население Москвы! Гитлер за четыре года убил двадцать восемь миллионов, а мы за четыре года убили бы сорок миллионов, то есть по сравнению с Гитлером, который не убивал собственных детей, потому что был бездетным, мы представляем собой гораздо более страшное чудовище. Гитлер хотя бы веровал, что дети, которых он убивал, — это потомство неполноценных народов, что евреи, цыгане, славяне — люди второго сорта, то есть у него было хотя бы идеологическое оправдание. Но какое может быть идеологическое оправдание у матери, убивающей собственное дитя?
Ты хочешь есть? Тогда роди, выкорми его, а потом зарежь — по крайней мере мяса будет больше. И это же правда! Зачем убивают детей? Дети мешают жить, их надо кормить, им нужна жилплощадь и так далее. То есть человек хочет жить родовой жизнью, получать от этого удовольствие, а рожать не хочет, потому что он не хочет подвига. Он хочет брать от жизни все и не хочет за это платить. Что это, как не преступность? Кто такой преступник? Человек, который хочет жить хорошо и совсем над этим не трудиться.
Я взял самый распространенный и самый чудовищный пример, коснулся одной проблемы, а есть и другие, и, если продолжить эту анатомию, окажется, что каждый человек грешен. И надо нам из этого выходить. Кто-то скажет: ну, этого не вернешь, это уже не исправишь. Да, не исправишь, но есть обещание Господа, что, когда бы человек ни пришел в себя, Господь может ему простить. Исправить нельзя, но можно простить, если действительно, не на словах, а глубоко в душе человек понял, осознал, что грех, в котором он живет, — это есть безумное самоуничтожение, и решил начать путь прозрения, движения к Богу, путь духовного, нравственного выздоровления.
Многие думают: хорошо, вот я уверовал в Бога, я осознал свои грехи, ну а при чем тут храм с его такой таинственностью? Ну я понимаю: годовщина смерти моей мамы, я пришла, подала записку, ее помянули — а все остальное-то зачем? На самом деле такой вопрос задает только тот, кто никогда не пробовал исправиться. Если каждый из нас, осознав любой свой грех, попытался бы сам исправиться, он бы увидел, что у него на это нет сил. Очень часто в метро приходится наблюдать такую картину: сидит молодой человек и делает вид, что спит или читает, чтобы не уступать места, — и это не потому, что он устал, а потому, что у него нет нравственной силы, чтобы совершить этот маленький подвиг. Однажды в автобусе я видел, как молодой человек подошел к пожилому и сказал: «А ну-ка встань», — и когда тот встал, он сел, потому что считал себя в своем праве. Но большинство-то себя в своем праве не считают, они-то знают, что нужно уступать старшим, нужно уступать женщинам, нужно уступать матери с ребенком. Знают, а почему же прячут глаза? Потому что трудно это сделать. Для себя, для своих детей, для своих внуков человек часто готов расшибиться в лепешку, а вот для другого — взять и уступить свое место в очереди другому, чтобы ему досталось, а мне бы не досталось, — на это никто не способен. Но если мы откроем Евангелие, мы увидим, что требуется как раз это. Господь требует от нас любви к ближнему. А что такое любовь, что такое — мать любит сына? Это когда он плачет ночью, а мать хотя хочет спать, но все-таки встает. Любовь — это когда человек способен отказаться от себя ради кого-то другого. Вот стреляют — а он ползет под пулями, чтобы раненого вытянуть. Мог бы сказать: шут с ним, с раненым, — а нет, ползет, рискуя жизнью ради чужого. За своим-то многие еще бросятся — ну не дети за родителями, таких детей уже нет, а вот родители за детьми, бабушка за внуком, это да. А за чужим?
И если нет этой любви, этой нравственности, спрашивается, где ее черпать? Главным делом Господа нашего Иисуса Христа было создание Церкви, и Он дал Божественную власть Своим ученикам, сказал им: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе». А ученики передали эту власть другим ученикам, и так через две тысячи лет это дошло до наших дней. Кто нас может развязать от грехов? Только Сам Христос. Через кого? Через Своих учеников. Только в Церкви мы можем получить благодатную силу для того, чтобы нам исправить собственную жизнь. Если человек не исповедуется, если он постоянно не борется с собой, если он постоянно не заставляет себя молиться, хотя это трудно, если он постоянно не причащается, не соединяется с Богом в Таинстве святого Причащения, у него просто не будет сил к покаянию, он просто не сможет двигаться по направлению к Богу. Поэтому покаяние — это не только осознание своих грехов, покаяние — это еще и молитва, это изучение Священного Писания, постоянное освоение православного богослужения, всегдашняя готовность помочь своему ближнему, потому что ближний мой — такой же исстрадавшийся грешник, духовный инвалид.
Все мы хромые, глухие, горбатые, мы все одинаковые, и мы должны быть сострадательны, мы должны понимать, что каждый человек в отчаянном положении, потому что будет смерть, и будет суд, и у многих осталось очень мало времени на исправление. Многие, даже если сегодня захотят, уже не смогут исправиться, поэтому надеяться нам можно, только если Бог простит — как мы, взрослые, прощаем друг друга или наших детей, когда видим искренность, желание исправиться, хотя мы и понимаем, что, если ребеночек говорит: «Я больше не буду», он все равно будет. Но мы ждем от него не формальных слов, а хотим, чтобы в нем было это намерение. Совершенно понятно, что полностью мы не исправимся, мы не Елизавета Федоровна, мы не инокиня Варвара, мы все очень грешны. И Господь от нас ждет хотя бы доброго намерения, хотя бы какого-то движения к Богу, чтобы это хотя бы в чем-нибудь выражалось
Если кто-то любит музыку, он, естественно, будет ходить в филармонию, он, естественно, будет покупать какие-то пластинки, может быть, будет пытаться что-то разучивать, купит фортепиано. Так же и человек, который увидел Бога — а он не сможет Его не возлюбить, — он тогда полюбит все, что имеет к Богу отношение: он полюбит и крест, он с радостью будет реставрировать разрушенный храм, и это будет ему •дороже отца и матери и собственных детей. И мы видим, что сегодня, когда восстанавливаются храмы, восьмидесятилетние бабушки приходят таскать кирпичи. Что, у них другого дела нет? Что, они сильнее молодых людей, у которых бицепсы налиты силой? Да, сильнее, потому что, хотя они живут тяжелой жизнью, хотя они немощны и стары, у них еще остаются силы таскать кирпичи — а этих только заставь, они через десять минут сядут курить, у них сил нет, их можно только из-под палки заставлять.
Что же дает эту силу? Благодать Божия, которую человек черпает из Церкви. Поэтому без Церкви спасения нет. Был такой мученик в III веке, тысяча семьсот лет назад, Киприан Карфагенский, который сказал: «Кому Церковь не мать, тому Бог не отец». Потому что Христос пришел на землю только с одной целью — чтобы основать Церковь. И Он сказал, что Церковь будет существовать до конца веков — чтобы любой человек, который захотел покаяться, мог бы начать через нее новую жизнь. И только таким образом можно выйти из ужаса нашей обычной жизни и узнать, что же делать для того, чтобы спасти себя, своих детей и помочь встать на духовные ноги своим внукам. |
Обычно считается, что время покаяния, когда каждый христианин должен размышлять о своих грехах, есть пост. Однако независимо от того, время сейчас поста или нет, размышления на эту тему и вообще понимание этой проблемы для каждого человека необходимо всегда — еще и в силу того, что понятие греха практически стерлось в сознании людей XX века. И это незнание даже в принципе того, что такое грех, очень человека запутывает и часто пускает по ложному пути, потому что семидесятилетнее большевистское пленение привело не только к тому, что разрушили храмы и перестреляли почти всех священников, но еще и к тому, что очень многие вполне само собой разумеющиеся понятия, которыми жил русский человек сто лет назад, были как бы зацементированы, то есть на этом месте уже трава не растет. Нам необходимо вновь и вновь возвращаться к этой теме еще и потому, что современных книг об этом немного, а старые книги написаны трудным для теперешнего человека языком и не так уж широко доступны, чтобы можно было хорошенько вникнуть в эту проблему.